Герои былых времен [HL] - Юлия Федотова

Трудно сказать, что именно, клад или мокрицы, заставили сильфиду признать очевидное. Это действительно был Уэллендорф!

— С ума сойти! — прошептала она, по-старушечьи прижав ладони к щекам. Это был один из тех простонародных жестов, за которые сама Энка обычно шпыняла Ильзу, поддразнивая: „Село мое родное“. Всего несколько секунд длилось ее замешательство. А потом сильфида вновь стала собой. Тряхнула рыжей челкой, накинула на плечи красивый красный мешок, прихваченный из другого мира, и напустилась на спутников: — Тогда чего мы застыли как бараны перед новыми воротами? Идемте домой!

Домой они не попали — потеряли ключи. Пошли к хозяину за запасными — тот, как назло, уехал в деревню к теще, не то на свадьбу, не то на похороны. Энка хотела высадить дверь, но Меридит отговорила. Какой смысл возиться, ломать, потом чинить, если завтра опять в дорогу? Не проще ли найти временное пристанище?

Так и сделали. Отправились в комнаты при трактире — отдохнуть, привести себя в порядок, осмыслить, наконец, что именно с ними приключилось.

— От Трегерата до Уэллендорфа даже напрямую, через горы, не меньше трех недель пути. Мы добрались за три дня! И никакого магического воздействия не чувствовалось! Ничего не понимаю! — удивлялся Хельги.

— А я тебе объясню! — предложил Аолен. — Принцип разделенного пространства! Старый, подземный Трегерат не привязан к географическому месту, соответствующему современному городу. Это был отдельный маленький мир, вроде средневековой Волшебной страны, и имел он как минимум два выхода. Один открывался в старом Трегерате. Другим же выходом, или, скорее, парадным входом был…

— Старый Замок! — догадался Хельги.

— Вы что хотите сказать? — округлила глаза Энка. — Что народом, населявшим подземный город, были…

— Были сиды! — заключила Меридит. — Это и есть их царство! Помните? „Горе, горе! Горе царству моему, горе моему народу!“ — с завыванием продекламировала она, передразнивая замкового призрака. — Вот уж и в самом деле горе! Врагу не пожелаешь!

— Непонятно, нас-то зачем туда занесло? — проворчал Орвуд. — Ничего полезного не нашли, только нервы попортили.

— Не скажи! — злорадно хихикнул Хельги. — Теперь мы по крайней мере знаем, что именно предстоит возрождать Бандароху Августусу! Ох, как же я ему не завидую!..

А потом Рагнар вдруг задал вопрос, который для троих магистров был самым больным. Настолько, что они боялись о нем и речи завести.

— Вы в университет-то свой пойдете?

— Зачем? Документы забрать? — горестно усмехнулась диса. — Это мы и потом успеем. Когда Мир спасем. А пока не будем об этом.

Так они и решили — про университет до лучших времен не вспоминать. Что понапрасну душу травить? И Хельги покорно молчал, терпел — до вечера. А потом не выдержал. Вскочил, нацепил куртку, пробормотал виновато:

— Я только уточню… — и, не договорив, ушел.

Медленно, понуро брел он знакомыми уэллендорфскими улицами к красивому» готическому зданию, высящемуся на площади против ратуши. Сколько раз проходил он этим маршрутом? Сотни? Тысячи? Не сосчитать. Неужели этот окажется последним?!

Было двадцатое декабря шесть тысяч тридцатого года. Со дня их поступления на учебу прошло более семи лет.

А казалось, еще вчера они с Меридит, держась за руки, как маленькие, неумело скрывая друг от друга странное, незнакомое прежде волнение, шли на приемные испытания. Они, бывалые воины из гильдии Белых Щитов, трепетали будто школяры, будто «крысята» перед первым боем, и тихо горевали, что в детстве никто не научил их молиться хоть каким-нибудь богам…

Каким же огромным, величественным и таинственным казался им тогда уэллендорфский храм науки!.. Просторные аудитории, в несколько ярусов, причем верхние так высоко, что лектор за кафедрой кажется совсем маленьким. Хитросплетения коридоров и лестниц — настоящий лабиринт, в котором легко заблудиться и оказаться совсем не там, куда шел. Под высокими сводами их гуляет гулкое эхо, по стенам развешаны портреты великих ученых мужей, они смотрят на тебя с потемневших полотен, и в глазах каждого почему-то явственно читается немой укор. Под их взглядами тебе и вправду становится стыдно за собственную лень и нерадивость, и ты обещаешь себе непременно измениться к лучшему. Загадочный полумрак лабораторий… Это за их тяжелыми дубовыми дверями, украшенными грозными предупреждающими табличками, вершатся самые сокровенные таинства современной науки. Учебные кабинеты — будто нарочно, для большего контраста с окружающим великолепием — совсем маленькие и обшарпанные. Доски так всегда в лиловых разводах, а самого мела никогда нет на месте; стулья преподавателей расшатаны и скрипят, а столы студентов исписаны и исцарапаны всякими глупостями: от магических формул против дурного глаза до любовных признаний, от карикатур на профессоров до крестиков-ноликов…

«Неужели ничего этого больше не будет?!» — думал Хельги, и ужас холодными, липкими лапками сжимал его грозную демоническую сущность.

Не будет зачетов и лекций, опытов, диссертаций и статей. Не будет ленивых студентов, не умеющих отличить серпулы от верметуса, и зачеток их, до неприличия заполненных загадочным духом Халявой. Не будет пыльных библиотечных книг со страницами, вырванными на самом нужном месте, и маленького грустного домового гоблина, угнездившегося среди стеллажей. И вредный мэтр Уайзер больше не скажет, что магистр Ингрем дискредитирует образ высшего демона в глазах студентов. И профессор Донаван больше не пошлет его ловить мокриц и пиявок, причем не каких попало, а непременно природных, магически нейтральных.

Хельги попробовал воззвать к голосу разума. Есть в Староземье и другие университеты, убеждал он себя. Можно будет устроиться туда. Но разум говорил одно, а чувства не желали ему внимать. Те университеты чужие, а этот — свой!

Подменный сын ярла не помнил, когда плакал последний раз в жизни. Было ему пять лет, а может, шесть? Но он ясно чувствовал: окажись путь до университета хоть на сотню шагов длиннее, и он, пожалуй, разревелся бы прямо на улице. К счастью, расстояние было совсем невелико, а войдя внутрь, он кое-как справился с эмоциями. Не мог же грозный и могучий демон-убийца предстать перед мэтром Перегрином в таком постыдно-жалком виде!

Да, именно к нему, преподавателю прикладной и теоретической магии, а вовсе не к собственному научному куратору Донавану направлялся теперь магистр Ингрем! Почему — он и сам не знал.

Перегрина он застал перед дверью в лабораторию, тот шел готовиться к ночному семинару (некоторые магические действия возможны только после захода солнца).